На трех персон иным манером

В спектаклях по современной прозе все чаще обходятся без перевода текста в традиционную структуру пьесы - с персонажами, сценами и диалогами. Актеры теперь не играют героев романа, а существуют рядом с ними, описывают их, показывают, взаимодействуют. И пространство в этих спектаклях сделано мобильным, превращающимся, в котором мир как будто не вполне решил, каким ему быть: условным или все же реальным. Поэтому декорация примиряется на компромиссе - показан некий символический образ, при желании демонстрирующий нечто вполне конкретное: угол столовой, намек на кухню, на вокзал, площадь.

Спектакль "Женщины Лазаря" этими приемами пользуется в полной мере. Молодой режиссер Алексей Золотовицкий предлагает актрисам, участвующим в представлении, подкрепить сложные речевые конструкции автора романа столь же непрямыми, усложненными движениями. Вот пример текста: "Искусственные, поди, успокоила себя соседка, профессиональный товаровед и вдохновенная завистница на заслуженной пенсии. Напрасная надежда - жемчуг был настоящий, серо-розовый, морской, терпеливо выращенный в нежных, живых устричных потемках. У Галины Петровны Линдт вообще все было только настоящее, только самое лучшее и дорогое. За исключением ее собственной жизни, но об этом, слава богу, никто не знал". Здесь почти нет слов, равных самим себе, но все - в чужом качестве. И как это можно произнести в театре? Только в судороге спонтанных жестов и поз, которые по воле хореографа принимает Нелли Уварова, исполнительница, или лучше - сказительница, персонажа, Галины Петровны - жены, а точнее, вдовы советского академика Линдта.

Автор инсценировки Мила Денева утрамбовала роман в два часа сценического действия. Из многих героев она оставила только троих - Галину Петровну, Марусю и Лидочку, связанных вместе одним мужчиной, Лазарем Иосифовичем Линдтом, вопреки собственной воле. Самого Лазар Есича в спектакле нет - его заменяет костюм, висящий в углу мемориальной комнаты и примеряемый всеми женщинами по очереди и даже одновременно. Вместе с академиком улетел насовсем из романа и его сын, папа Лидочки, и основатель аэродинамики Чалдонов (чьим прототипом был директор ЦАГИ Чаплыгин), и папаша Питовранов, и Николаич, возлюбленные и мужья… Все мужчины исчезли из физического мира и унесли с собой рассуждения о революции, России, научных игрушках, войне, словом, все, что выходило за пределы частной жизни трех женщин. Вот этого всего - "В ответ гармошке взвизгивала, не выдержав, баба, принималась голосить, оплакивая своего Вовку или Кольку, всех-всех, пока целых, пока крепких, потных, переминающихся с ноги на ногу, галдящих. Родных. Бабу тут же затыкали, и она, всхлипнув, припадала к мужниному или сыновнему плечу, отчаянно пытаясь надышаться родным запахом на всю войну. Никуда не отпущу, не отпущу, говорю, на кого ж ты меня покидаешь, милы-ы-ы-ы-а-а-а-ай! А ну цыц, дура! Не позорь меня перед ребятами, говорю!" - в спектакле нет.

Остаются только женский мир и женский взгляд. Пожалуй, это и правильно, поскольку всерьез именно это и интересует автора романа, для которой и ядерные исследования, и советская балетная школа - только условия для создания композиции из трех женских характеров. Впрочем, есть и издержки. В инсценировке не все понятно: начинается спектакль с попытки самоубийства Лидочки, а заканчивается ее выбором собственной дороги. Но что именно заставило ее желать смерти, и почему она передумала - не слишком ясно. Пропущенное в словах актрисы восполняют игрой. Антонина Писарева, молодая актриса, недавно пришедшая в театр, играет Лидочку, сиротку, подкинутую суровой и равнодушной бабушке, распятую между "лошадиным искусством балета", к которому получила невероятный талант и столь же сильную ненависть, и затаенной страстью к домашнему, теплому очагу, воспитанную книгой Молоховец с ее дореволюционной обстоятельностью и "куриным консоме иным манером". Лидочка получилась доверчивая и обаятельная, подвижная и хрупкая. В роли бабушки Галины Петровны я видела Нелли Уварову - легко меняющую обличье сливочной юной дурехи на мраморность зрелой стервы. Судьба ее героини является центральной, и в ней главный сюжетный нерв.

Собственно, история, если ее разложить хронологически, довольно простая. Родился однажды в еврейском местечке гениальный физик в оболочке мелкого, неказистого мужичонки, но ему повезло - его дарования открыли ему дверь в большую науку, а потом и в военную промышленность и сделали абсолютно необходимым для власти. Гений жил, не зная других забот, кроме нехватки любви, и искал ее в женщинах. В двух нашел - полюбил жену своего учителя Марусю, на тридцать лет старше себя, и она его полюбила, но только как сына. А когда она умерла, он встретил другую, молодую, на тридцать лет моложе, пылкую и красивую, и ему ее доставили буквально на дом, напугав и раздавив. Однако он до конца жизни любил свою молодую жену, стараясь не замечать ее брезгливого отвращения. А из нее, навсегда сломанной, выросло чудовище. Поэтому и внучку свою, прибившуюся к ней сироту, она не чувствовала, не понимала и не любила. А девочке любви очень хотелось, и она полюбила - дом. Дом как понятие, как существо, некий вообще дом, наполненный беспорядком, уютом, жизнью, едой, детьми и собаками. Дом в романе противопоставлен государству, войнам, искусству, славе, большим свершениям и общественным оценкам. Его ценность воплощает истинная русская женщина Маруся, сыгранная Анной Ковалевой с той же литературной очевидностью, с которой и написана Степновой.

Сценограф София Егорова построила на сцене дом-призрак, утопающий в мутных театральных зеркалах, растворяющийся во времени и пространстве, но легко, по первому требованию проявляющийся - абажуром, диваном, просыпанной пшеничной мукой для пирожков, цветущим садом. Но если с пространством в спектакле справились, то время создателям не очень удалось: пришлось даже повесить над сценой циферблат, который показывает годы, в которые происходит действие. Годы скачут - хронология романа охватывает весь ХХ и часть ХIХ века, но история рассказывается нелинейно, и зритель не сразу включается в сложную траекторию. Но в конце концов все воплощается: и добрый уютный дух вечно женственной Маруси, и по-советски казенный пафос квартиры Галины. И мятущуюся, бездомную Лидочку удается поймать и разместить в сценической трехмерности.

Так что спектакль удался, и молодого постановщика можно поздравить. Все получилось ярко, нарядно и ритмично. И даже с некоторой дискуссией с автором романа. У Марины Степновой совершенно очевидно, что для героинь нет ничего дороже собственных чувств, проявить которые им удается разве что в отношениях с мужчиной или детьми, и только это ценно и значительно, а все остальное - хоть материальные блага, хоть творческие достижения - лишь мишура на женственном и сдобном теле жизни. В театре же - возможно именно из-за некоторых смысловых лакун и загадочных провалов сюжета - история получается более актуальная. Убрав всех мужчин из жизни младшей героини, Лидочки, создатели спектакля освободили ее хотя бы от этой зависимости, так что у зрителей может возникнуть надежда, что, раз научившись выбирать сама свой путь, Лида найдет для себя что-нибудь получше старых призраков из книжки Молоховец.

Алена Солнцева // ПТЖ