Железнодорожный реализм

В РАМТе вышел спектакль Алексея Золотовицкого "Пустые поезда". Он основан на книге Дмитрия Данилова, в которой из-под неспешного реализма выплескивается магическая хтонь.

Книга Дмитрия Данилова, с ее точным названием "Пустые поезда 2022 года" - с одной стороны, сборник его публиковавшихся в соцсетях зарисовок. С другой же, тонко выверенная минималистичная проза. Почти настолько же минималистичная, как в его же книге "Сидеть и смотреть" (2016), где описываются впечатления от сидения наблюдателя на городских площадях (Мадрид, Подольск, Берлин, Брянск и т.д.). Или как в его же книге "Горизонтальное положение" (2010), где описывается год обыденной жизни человека.

Как только мы начинаем внимательно вглядываться в действительность, то замечаем пробелы в наших схемах ее объяснения. У Данилова сквозь самую бытовую реальность угрожающе просвечивает метафизика. Эту формулу можно увидеть и в верлибрах, и в пьесах автора: "Человек из Подольска", "Сережа очень тупой" и т.д.

В "Пустых поездах" лирический герой ездит малонаселенными железнодорожными маршрутами, чтобы собирать особенный опыт присутствия в мире. Или отсутствия: "Состояние, когда тебе на какое-то время становится все равно. Когда так называемая реальная жизнь ослабляет свою мертвую хватку, когда тебе становятся безразличными "новости" и "события", когда ты понимаешь, что "все ничего" и что все заботы не стоят чрезмерных забот".

Пустые поезда 2022 года - своего рода медитация на самые простые формы реальности. Потребность в таком остранении вызвана, в том числе, смертью матери. Это обстоятельство: болезнь матери, а затем ее смерть - темным облаком висит над маршрутами героя.

Алексей Золотовицкий, заинтересовавшийся текстами "Пустых поездов", когда они были еще постами в соцсетях, отважно берется за постановку бессобытийной прозы, выступив и автором инсценировки. Этот режиссер вообще легко идет на неожиданные жанровые решения: вспомним его остроумную черную комедию "Ромео и Джульетта" в новосибирском Первом театре.

Решение спектакля в РАМТе вызывает в памяти и поэму Венички Ерофеева "Москва-Петушки" (веселье и тоска), и постановку Антона Федорова, "Петровы в гриппе" в Гоголь-центре, в которой троллейбус посреди сцены был знаком инициатического пути героя.

Здесь же перед зрителями установлен укороченный вагон электрички, с крохотной кабиной и двумя парами сидений (художник София Егорова); этот вагон будет вращаться, ослепляя в какой-то момент зрителей фарами. Мутноватые окошки работают как экраны, демонстрируя то заоконные виды, то персонажей, а то и мысли героя.

Одной из первых в спектакле прозвучит реплика о том, что серо-черно-белый зимний пейзаж и есть истинный флаг нашей страны: "Небо, деревья и снег - больше ничего". Инсценировка сделана с точным акцентом на даниловских парадоксах.

В книге маршруты путешественника зациклены (первый и последний - один и тот же, вот только в первый раз мать еще жива). В постановке же в финал вынесена поездка с ностальгическим примиряющим воспоминанием - о том, как опоздавшие мать и сын догоняют-таки поезд, сбегая от неизбежности.

Решая задачу драматизации лирической прозы, Алексей Золотовицкий с командой идут на "откровенно игровой театр" (так сказано на сайте). Персонажи поют и меняют бытовые и гротескные лики, хохмят: "Своим талантом омрачу ваш и без того унылый путь". Очаровательно-инфернальные проводницы (строгие прически, алые губы и платки) становятся еще и ликами беспощадной судьбы, переливчато-безжизненно перекликаясь: "Занято. Занято. Занято. Занято" (в поезде герой не может дозвониться до больницы, где лежит мать). Явятся во плоти Николай II (на станции "Дно") и суровые чекисты. Коробейники принесут разные диковинные товары. Спорящие мать и дочь составят гротескный пластический дуэт. Эти развлечения подчеркивают смешное и страшное, но несколько отвлекают от истории, переносят центр зрительского внимания на аттракцион.

В книге очень важна уникальная интонация рассказчика. Этот капельку юродивый герой, грустный наблюдательный интеллигент, ищет в своих странных наблюдательных путешествиях успокоение. В спектакле же голос его переходит от актера к актеру - персонаж становится коллективным. Переживание героя Данилова сугубо индивидуально; а у Золотовицкого получается, что "Пустые поезда" - некий голос народа.

За этот голос отвечает в постановке многое, и прежде всего - попурри композиций на железнодорожную тематику; зияет разве что отсутствие песни, которая процитирована в названии. Но мы услышим забавные ремиксы, в том числе "Он уехал прочь на ночной электричке"; щемяще прозвучит "Богемская рапсодия" с обращением к маме.

Особое место займет станция Тихорецкая, на которую, как известно, состав отправится. В книге эпизод в Тихорецке - один из самых ярких разломов реальности; и в спектакле он становится кульминационным. Здесь герою вдруг запрещают фотографировать и просят удалить сделанные снимки: везде было можно, а тут нельзя. А затем у него начинают проверять документы. От этой сцены веет некоторой жутью и в книге, а в постановке она доведена до комедийного ужаса - с макабрическим этюдом "театр по телефону". Но настоящая оторопь берет, когда герою говорят: "И не фотографируйте больше никогда". Словно магически страшная реальность способна запретить не только совершенные уже действия, но и будущие.

Вера Сердечная // Театр
24.03.2025
Мы используем файлы cookie для наилучшего взаимодействия.