Российский академический
Молодежный театр
+7 (495) 692-00-69 (касса)
Театральная пл., д. 2
Германия и две Америки на сцене РАМТ
"...Выразил опасения относительно способности западных наций выжить в условиях восточной угрозы…
- Герр Яннинг, вы слышите? Герр Яннинг, это в газетах! Именно то, что утверждал Гитлер: "Борьба Востока и Запада за выживание".
- О, он знал. Он знал! Они еще поймут…"
Нацисты оправдываются в Нюрнберге перед одним из "дополнительных" судов, которые проводили американцы уже в условиях холодной войны: "Мы были оплотом в борьбе с большевиками и оставались столпом западной культуры. Именно поэтому мы и нужны Западу - как оплот борьбы и как столп культуры…"
Не правда ли, актуальный спектакль поставил Алексей БОРОДИН - "Нюрнберг"?
Вообще в Российском Молодежном театре умеют находить авторов, современных по-настоящему (а не по формальной дате), будь то советский классик В.С. Розов или главный наш сказочник А.Н. Афанасьев. А теперь Эбби Манн, оскаровский лауреат 1962 года.
Судебная драма, написанная им более полувека тому назад, наводит порядок в сегодняшних головах - в полном соответствии с авторским кредо: "Писатель чего-то стоит, поскольку он выполняет обязанность не только развлекать, но и истолковывать мир, в котором живет".
По-моему, в этом театре все работают всерьез: режиссер, актеры, композитор. При первом же взгляде на сцену понимаешь, насколько достоверно воспроизведены страна и эпоха.
Это именно работа художника (а не универсальный интерьер из мониторов и строительного мусора, равно (не) применимый к Софоклу, Мольеру и Паниковскому).
Хотя претензии к сценическому решению у меня есть, выскажу их сразу, чтобы не оставлять под конец для запоминания по Штирлицу. Мне кажется, режиссер, стремясь дистанцироваться от строгой киноверсии Стэнли Крамера ("Нюрнбергский процесс", 1961), несколько перестарался, трюки с переодеваниями и музыкально-танцевальные номера, каждый из которых сам по себе хорош, порою отвлекают от сути.
Однако есть и другая точка зрения: так и надо было сегодня ставить "Нюрнберг". Показывать кошмар через милое общение благополучных людей, не желающих обременять себя любимых ни дурными воспоминаниями, ни ужасами вечерних новостей (дословно: "Казни имели место, но того, что нам показывали, не было"). Не будучи специалистом в делах Мельпомены, готов признать свою неправоту.
Перехожу к тому главному, что касается Клио.
Нас сегодня пытаются убедить, что мы враждуем с Америкой, с ее культурой, традицией, с ее "богопротивной" цивилизацией. В спектакле показаны две разные Америки. Главный герой - Дэн Хейвуд, судья из глубинки - с точки зрения немецких аристократов, будь то профессор-правовед Яннинг или вдова гитлеровского генерала фрау Бертхольт, - деревенщина.
Простота его все время подчеркивается: "Послушайте, сенатор, вы уверены, что мне необходимо иметь трех слуг? Я чувствую себя совершенно по-идиотски". Он даже не хочет, чтобы к нему обращались "сэр", просто "судья" или по имени. На самом-то деле этот человек очень непрост, потому что привык жить своим умом. Вопреки ходячим представлениям о юридическом формализме англосаксонской культуры, судить он старается именно по совести, крючкотворство его не убеждает, политическая конъюнктура на него не действует.
"Когда меня только выбрали судьей, я знал, что в городе есть люди, которых лучше не трогать, если я хочу остаться в судьях, надо закрывать кое на что глаза… К каким выводам мы придем, если будем этим руководствоваться?" Классический американский характер из книг Фенимора Купера, Марка Твена и Джека Лондона. Именно такие люди сделали США великой державой. Но плодами их трудов воспользовались другие.
Исторический перелом между двумя Америками как раз и обозначен в спектакле. "Мы, американцы, не созданы быть оккупантами, для нас это новая роль". Реплика из "Нюрнберга" прямо перекликается с названием книги Патрика Бьюкенена "Республика, не империя". Вроде бы под стать судье обвинитель полковник Лоусон, который лично освобождал концлагерь, видел собственными глазами, что там делали с людьми, и говорит генералу: "Я привык все доделывать до конца, поэтому ни вы, ни Пентагон, ни сам Господь Бог..."
Гордая фраза оборвана на полуслове. Полковник - человек государственный. Над ним - воинская дисциплина и соображения высокой геополитики, в которых действует уже не конкретное "я", а безличное "мы": если "мы" оттолкнем немецкую элиту, то потеряем Германию, а если потеряем Германию, то потеряем всю Европу…
Впрочем, не буду раскрывать интригу, ведь спектакль держит зрителя в напряжении до последней минуты. Для меня здесь важна историческая расстановка сил. Чтобы удержать Европу за своей империей, американцам нового типа пришлось искать взаимопонимания с отставными нацистами, а для обоснования такого пируэта - принимать за чистую монету все то, чем оправдывались подсудимые в Нюрнберге.
Вот откуда прорастает миф о генералах и судьях, которые якобы "ничего не знали" (на что Хейвуд с недоумением замечает, что до сих пор не встретил ни одного подданного рейха, который бы что-то знал), а также миф о каких-то принципиальных разногласиях между Гитлером и немецкой элитой. Тот самый, который положен в основу недавнего голливудского блокбастера "Операция "Валькирия", а в драме Манна опровергается последовательно, пункт за пунктом, юридически, исторически и художественно.
А что взамен? На чем сердце успокоится? Простые истины, равно применимые к Америке, Германии и России. Их за 50 лет так и не удалось растворить в постмодернистской зауми. Каждый сам выбирает между добром и злом. Не партия, страна или эпоха, а сам человек несет ответственность за конкретный поступок. Как объяснил судья Хейвуд немецкому ученому коллеге, все, что случилось с Германией, произошло именно тогда, "когда вы в первый раз приговорили невиновного к смертной казни".
Илья Смирнов
"Известия"
- Герр Яннинг, вы слышите? Герр Яннинг, это в газетах! Именно то, что утверждал Гитлер: "Борьба Востока и Запада за выживание".
- О, он знал. Он знал! Они еще поймут…"
Нацисты оправдываются в Нюрнберге перед одним из "дополнительных" судов, которые проводили американцы уже в условиях холодной войны: "Мы были оплотом в борьбе с большевиками и оставались столпом западной культуры. Именно поэтому мы и нужны Западу - как оплот борьбы и как столп культуры…"
Не правда ли, актуальный спектакль поставил Алексей БОРОДИН - "Нюрнберг"?
Вообще в Российском Молодежном театре умеют находить авторов, современных по-настоящему (а не по формальной дате), будь то советский классик В.С. Розов или главный наш сказочник А.Н. Афанасьев. А теперь Эбби Манн, оскаровский лауреат 1962 года.
Судебная драма, написанная им более полувека тому назад, наводит порядок в сегодняшних головах - в полном соответствии с авторским кредо: "Писатель чего-то стоит, поскольку он выполняет обязанность не только развлекать, но и истолковывать мир, в котором живет".
По-моему, в этом театре все работают всерьез: режиссер, актеры, композитор. При первом же взгляде на сцену понимаешь, насколько достоверно воспроизведены страна и эпоха.
Это именно работа художника (а не универсальный интерьер из мониторов и строительного мусора, равно (не) применимый к Софоклу, Мольеру и Паниковскому).
Хотя претензии к сценическому решению у меня есть, выскажу их сразу, чтобы не оставлять под конец для запоминания по Штирлицу. Мне кажется, режиссер, стремясь дистанцироваться от строгой киноверсии Стэнли Крамера ("Нюрнбергский процесс", 1961), несколько перестарался, трюки с переодеваниями и музыкально-танцевальные номера, каждый из которых сам по себе хорош, порою отвлекают от сути.
Однако есть и другая точка зрения: так и надо было сегодня ставить "Нюрнберг". Показывать кошмар через милое общение благополучных людей, не желающих обременять себя любимых ни дурными воспоминаниями, ни ужасами вечерних новостей (дословно: "Казни имели место, но того, что нам показывали, не было"). Не будучи специалистом в делах Мельпомены, готов признать свою неправоту.
Перехожу к тому главному, что касается Клио.
Нас сегодня пытаются убедить, что мы враждуем с Америкой, с ее культурой, традицией, с ее "богопротивной" цивилизацией. В спектакле показаны две разные Америки. Главный герой - Дэн Хейвуд, судья из глубинки - с точки зрения немецких аристократов, будь то профессор-правовед Яннинг или вдова гитлеровского генерала фрау Бертхольт, - деревенщина.
Простота его все время подчеркивается: "Послушайте, сенатор, вы уверены, что мне необходимо иметь трех слуг? Я чувствую себя совершенно по-идиотски". Он даже не хочет, чтобы к нему обращались "сэр", просто "судья" или по имени. На самом-то деле этот человек очень непрост, потому что привык жить своим умом. Вопреки ходячим представлениям о юридическом формализме англосаксонской культуры, судить он старается именно по совести, крючкотворство его не убеждает, политическая конъюнктура на него не действует.
"Когда меня только выбрали судьей, я знал, что в городе есть люди, которых лучше не трогать, если я хочу остаться в судьях, надо закрывать кое на что глаза… К каким выводам мы придем, если будем этим руководствоваться?" Классический американский характер из книг Фенимора Купера, Марка Твена и Джека Лондона. Именно такие люди сделали США великой державой. Но плодами их трудов воспользовались другие.
Исторический перелом между двумя Америками как раз и обозначен в спектакле. "Мы, американцы, не созданы быть оккупантами, для нас это новая роль". Реплика из "Нюрнберга" прямо перекликается с названием книги Патрика Бьюкенена "Республика, не империя". Вроде бы под стать судье обвинитель полковник Лоусон, который лично освобождал концлагерь, видел собственными глазами, что там делали с людьми, и говорит генералу: "Я привык все доделывать до конца, поэтому ни вы, ни Пентагон, ни сам Господь Бог..."
Гордая фраза оборвана на полуслове. Полковник - человек государственный. Над ним - воинская дисциплина и соображения высокой геополитики, в которых действует уже не конкретное "я", а безличное "мы": если "мы" оттолкнем немецкую элиту, то потеряем Германию, а если потеряем Германию, то потеряем всю Европу…
Впрочем, не буду раскрывать интригу, ведь спектакль держит зрителя в напряжении до последней минуты. Для меня здесь важна историческая расстановка сил. Чтобы удержать Европу за своей империей, американцам нового типа пришлось искать взаимопонимания с отставными нацистами, а для обоснования такого пируэта - принимать за чистую монету все то, чем оправдывались подсудимые в Нюрнберге.
Вот откуда прорастает миф о генералах и судьях, которые якобы "ничего не знали" (на что Хейвуд с недоумением замечает, что до сих пор не встретил ни одного подданного рейха, который бы что-то знал), а также миф о каких-то принципиальных разногласиях между Гитлером и немецкой элитой. Тот самый, который положен в основу недавнего голливудского блокбастера "Операция "Валькирия", а в драме Манна опровергается последовательно, пункт за пунктом, юридически, исторически и художественно.
А что взамен? На чем сердце успокоится? Простые истины, равно применимые к Америке, Германии и России. Их за 50 лет так и не удалось растворить в постмодернистской зауми. Каждый сам выбирает между добром и злом. Не партия, страна или эпоха, а сам человек несет ответственность за конкретный поступок. Как объяснил судья Хейвуд немецкому ученому коллеге, все, что случилось с Германией, произошло именно тогда, "когда вы в первый раз приговорили невиновного к смертной казни".
Илья Смирнов
"Известия"