Российский академический
Молодежный театр
+7 (495) 692-00-69 (касса)
Театральная пл., д. 2
А судьи кто?
От прямолинейности политического театра - "вот я сейчас встану на табуретку и скажу правду" - Алексей БОРОДИН отказался, но задумал и сделал "Нюрнберг" в комплекте с масштабной образовательной программой. На протяжении сезона в РАМТе проводят лекции и дискуссии, где выносят на обсуждение вопрос безответственности конформистского большинства и личной ответственности каждого.
"Наша вина не в том, что мы знали обо всем, что творит Гитлер, а в том, что мы не хотели этого знать", - говорит Эрнст Яннинг (Илья ИСАЕВ), "последний великий юрист Германии" и составитель Веймарской конституции. Он единственный из 16 подсудимых признал свою вину на Нюрнбергском процессе 1947 года. "Суд над судьями" - теми, кто перевел в "правовое русло" террор верховной власти Третьего рейха, приняв законы о поражении в правах оппозиционеров, католиков, евреев и прочих политически неблагонадежных и "расово неполноценных" граждан, - американские власти вели в период, когда между бывшими союзниками, США и СССР, уже начиналась холодная война. Международный трибунал уже разобрался с главными нацистскими преступниками, а до их пособников, которые тысячами подписывали смертные приговоры и отправляли людей на принудительную стерилизацию, никому не было дела.
Судебные прения за кружкой пива
Германия старательно и стремительно забывала о своем недавнем прошлом, пытаясь сохранить остатки национального достоинства, и жадно наслаждалась мирной жизнью. И в спектакле Бородина она гудит в многолюдных бюргерских пивных, поет и танцует в кабаре, где немецкую военную элиту сменила американская, ужинает в ресторанах, где между столиками снуют кельнеры в красных фартуках и между делом - под пиво и живую музыку - идут судебные слушания.
Пространство "Нюрнберга" с массивной мебелью и стеновыми панелями из темного дерева, хоть и повторяет интерьер Нюрнбергского суда, имеет мало общего с залом заседаний: оно трансформируется из одного развлекательного заведения в другое. Здесь шумно празднуют "день дурака", в рубищах, скованные одной цепью, исполняют духоподъемные оперные арии, а затем и фривольные эстрадные номера с мужской "обнаженкой".
Происходит постоянная смена "кинематографических" планов. Процесс "выходит в город" - и автоматически распространяется на всех, касается каждого. Но, очевидно, никто не считает нужным это замечать, равно как и вспоминать, что принимали правила игры в исключительную нацию, приветствовали присоединение территорий без единого выстрела, начиная с родственной Австрии, и верили в фюрера. Впрочем, как замечает адвокат (Евгений РЕДЬКО), Гитлеру потворствовали многие: и Сталин с пактом о ненападении, и американские военные промышленники, и сам Папа Римский.
Понятие "справедливость" - вне политики
Обвиняемые отвечают на вопросы, не переставая жевать и не отрываясь от пивной кружки. В отличие от подавленного и молчаливого коллеги Эрнста Яннинга, который наливает себе за барной стойкой, юристы ощущают себя вполне уверенно, комфортно и не признают вину, более того, оправдывают свои действия противостоянием "восточной угрозе": "Мы были оплотом в борьбе с большевиками и оставались столпом западной культуры. И этот бастион, этот оплот, которым являлась и является ныне Германия, Запад должен сохранить". Американское командование во главе с президентом Трумэном это понимает и ставит свои геополитические интересы выше представлений о справедливости. Обвинителю и судье дают понять - Штатам, чтобы не потерять Германию, нужны оправдательный приговор и сворачивание показательных судебных процессов.
Впрочем, "русская угроза", о которой сегодня настойчиво твердит Америка и Евросоюз, в "Нюрнберге" - не главное, как бы ни перекликались политические мотивы "противостояния". Бородина интересует, скорее, вопрос личного выбора, а он, очевидно, был: свидетелем по делу проходит судья, который сразу понял, что не будет штамповать смертные приговоры, и вышел из игры. Это право было у каждого, но никто из обвиняемых им не воспользовался. Принципам они решили предпочесть даже не "самосохранение", а влияние и положение, возможность находиться при власти. Сдерживать преступную власть? Вряд ли кто-то всерьез рассчитывал и пытался. Эрнст Яннинг все это признает, но попытку публичного покаяния - и это самый острый момент спектакля - "срывает" толпа, буквально встает на пути и оттесняет, не дает докричаться. Большинство предпочитает не думать и утверждать "мы ничего не знали", но Нюрнбергский процесс поделил ответственность на всех.
Нелли УВАРОВА: "Еще два-три года назад меня мало волновало, что происходит вокруг. Я самоустранилась. Меня волновали только новости и события моего маленького мира: семья, работа. Но даже при таком активном, осознанном нежелании участвовать в чем-то общественно-политическом, сегодня я не могу себе позволить не слушать новости, не обсуждать их, не делать выводы. Я предполагаю, что зрители, как и я, остро ощущают себя участниками некоего процесса, который неизвестно к чему приведет, на какую кривую дорожку выведет. Позиция "ничего не вижу, ничего не слышу" не ведет к добру. Значит, нужно сделать выбор, занять ту или иную сторону и действовать. А действовать страшно".
Татьяна Власова
"Театрал"
"Наша вина не в том, что мы знали обо всем, что творит Гитлер, а в том, что мы не хотели этого знать", - говорит Эрнст Яннинг (Илья ИСАЕВ), "последний великий юрист Германии" и составитель Веймарской конституции. Он единственный из 16 подсудимых признал свою вину на Нюрнбергском процессе 1947 года. "Суд над судьями" - теми, кто перевел в "правовое русло" террор верховной власти Третьего рейха, приняв законы о поражении в правах оппозиционеров, католиков, евреев и прочих политически неблагонадежных и "расово неполноценных" граждан, - американские власти вели в период, когда между бывшими союзниками, США и СССР, уже начиналась холодная война. Международный трибунал уже разобрался с главными нацистскими преступниками, а до их пособников, которые тысячами подписывали смертные приговоры и отправляли людей на принудительную стерилизацию, никому не было дела.
Судебные прения за кружкой пива
Германия старательно и стремительно забывала о своем недавнем прошлом, пытаясь сохранить остатки национального достоинства, и жадно наслаждалась мирной жизнью. И в спектакле Бородина она гудит в многолюдных бюргерских пивных, поет и танцует в кабаре, где немецкую военную элиту сменила американская, ужинает в ресторанах, где между столиками снуют кельнеры в красных фартуках и между делом - под пиво и живую музыку - идут судебные слушания.
Пространство "Нюрнберга" с массивной мебелью и стеновыми панелями из темного дерева, хоть и повторяет интерьер Нюрнбергского суда, имеет мало общего с залом заседаний: оно трансформируется из одного развлекательного заведения в другое. Здесь шумно празднуют "день дурака", в рубищах, скованные одной цепью, исполняют духоподъемные оперные арии, а затем и фривольные эстрадные номера с мужской "обнаженкой".
Происходит постоянная смена "кинематографических" планов. Процесс "выходит в город" - и автоматически распространяется на всех, касается каждого. Но, очевидно, никто не считает нужным это замечать, равно как и вспоминать, что принимали правила игры в исключительную нацию, приветствовали присоединение территорий без единого выстрела, начиная с родственной Австрии, и верили в фюрера. Впрочем, как замечает адвокат (Евгений РЕДЬКО), Гитлеру потворствовали многие: и Сталин с пактом о ненападении, и американские военные промышленники, и сам Папа Римский.
Понятие "справедливость" - вне политики
Обвиняемые отвечают на вопросы, не переставая жевать и не отрываясь от пивной кружки. В отличие от подавленного и молчаливого коллеги Эрнста Яннинга, который наливает себе за барной стойкой, юристы ощущают себя вполне уверенно, комфортно и не признают вину, более того, оправдывают свои действия противостоянием "восточной угрозе": "Мы были оплотом в борьбе с большевиками и оставались столпом западной культуры. И этот бастион, этот оплот, которым являлась и является ныне Германия, Запад должен сохранить". Американское командование во главе с президентом Трумэном это понимает и ставит свои геополитические интересы выше представлений о справедливости. Обвинителю и судье дают понять - Штатам, чтобы не потерять Германию, нужны оправдательный приговор и сворачивание показательных судебных процессов.
Впрочем, "русская угроза", о которой сегодня настойчиво твердит Америка и Евросоюз, в "Нюрнберге" - не главное, как бы ни перекликались политические мотивы "противостояния". Бородина интересует, скорее, вопрос личного выбора, а он, очевидно, был: свидетелем по делу проходит судья, который сразу понял, что не будет штамповать смертные приговоры, и вышел из игры. Это право было у каждого, но никто из обвиняемых им не воспользовался. Принципам они решили предпочесть даже не "самосохранение", а влияние и положение, возможность находиться при власти. Сдерживать преступную власть? Вряд ли кто-то всерьез рассчитывал и пытался. Эрнст Яннинг все это признает, но попытку публичного покаяния - и это самый острый момент спектакля - "срывает" толпа, буквально встает на пути и оттесняет, не дает докричаться. Большинство предпочитает не думать и утверждать "мы ничего не знали", но Нюрнбергский процесс поделил ответственность на всех.
Нелли УВАРОВА: "Еще два-три года назад меня мало волновало, что происходит вокруг. Я самоустранилась. Меня волновали только новости и события моего маленького мира: семья, работа. Но даже при таком активном, осознанном нежелании участвовать в чем-то общественно-политическом, сегодня я не могу себе позволить не слушать новости, не обсуждать их, не делать выводы. Я предполагаю, что зрители, как и я, остро ощущают себя участниками некоего процесса, который неизвестно к чему приведет, на какую кривую дорожку выведет. Позиция "ничего не вижу, ничего не слышу" не ведет к добру. Значит, нужно сделать выбор, занять ту или иную сторону и действовать. А действовать страшно".
Татьяна Власова
"Театрал"