Ностальгия как разновидность болезни
Спектакль "Леля и Минька" на фестивале "Арлекин"
Даже не грусть, а легкая печаль. Даже не печаль, а сожаление. И не сожаление, а воспоминание о чужом детстве. Где мама и бабушка больше напоминают фарфоровых кукол в старинных платьях, чем реальных женщин, а папа - это только громовой голос, способный словом карать и поощрять.
Повествование сорокалетнего Миньки о своем детстве начинается перед бархатным занавесом. Он, взрослый, в плаще и шляпе, почему-то немного нелепый и какой-то сомневающийся, стоит рядом с уверенной и бойкой Лелей. Вы никогда не ошибетесь, кто из них старший. Держатся за руки по старой детской привычке.
В этом детстве, конечно, первое воспоминание - новогодняя елка. Борьба за вкусности, развешанные на ней, и ссора с приглашенными гостями, и неожиданность, когда мама встает на защиту своих, пусть и не самых послушных, детей. Но та елка детства давно выброшена. В воспоминании она стала связкой воздушных шаров, зависших над роялем. Трогательные белые шары стремятся улететь ввысь, но пока они не доиграли роль елки в первом рассказе, их не отпустят.
Слова Миньки все время дополняет Леля, иногда повторяя только что произнесенную фразу, но с другой интонацией, и понятна вся буря чувств, охватившая девочку, которую почему-то не задаривают любящие родители. Тут и зависть, и досада, и злость. Но и любовь к брату и забота о нем.
Создавая мир детских воспоминаний, режиссер Рузанна МОВСЕСЯН отбирает несколько историй, в которых дети совершают не самые благовидные поступки, но расплачиваться за них приходиться уже взрослому. То мороженное в горле создаст "какое-то сжатие и какую-то неловкость", то неожиданно поедешь к сестре в Симферополь и отдашь ей все деньги и портсигар для ее мужа, потому что тогда, в детстве, не понял и не успел полюбить и пожалеть. Все сюжеты о детских "грехах" и стыдных поступках, воспоминания о которых горячей волной окатывают тебя при одном упоминании, важны здесь для отношений между братом и сестрой. Взрослому Миньке потребуется полжизни, чтобы понять, почему Леля соврала в детстве, что проглотила бильярдный шарик: надо чтобы тебя любили и жалели.
Все происходит в одной темной комнате с окном, дверью и черным роялем. Дмитрию КРИВОЩАПОВУ и Анне КОВАЛЕВОЙ приходиться быть взрослыми, которые знают эти истории и помнят свои детские ощущение и реакции. Вот только что Леля, отталкивала брата от елки, но сейчас, выйдя на авансцену и натянув плащ взрослого, поправляет на Миньке шляпу и дает ему яблоко. Леля - старшая сестра, она слегка взбалмошная, но не злая девочка, и, конечно, зачинщица всех проказ. Но постепенно ее младший брат, скромно следовавший за Лелей, обретает самостоятельность и сам признается отцу, что спрятал дневник с колом…
Вот дети, отправившись в кругосветный поход, уснут на рояле в обнимку. Кто это спит - тогдашние дети Леля и Минька или все же взрослые, которые знают о глубоком чувстве привязанности друг к другу. Смешно, когда Минька пытается, как костер, раздуть электрическую лампочку. Он действительно дует на настольную лампу, а Леля, покачав головой и улыбнувшись, нажимает кнопку включения. Театральная условность создала мир, в котором "спящий" ребенок откликается в каждом взрослом.
Есть еще один актер, играющий "многих других…" - Денис БАЛАНДИН, для которого ряд крохотных эпизодиков становятся галерей типов. Вот он старьевщик, определенно заигрывающий с девочкой. Или соседский парень Степка с копной растрепанных волос, самодовольный и властный. Или строгий учитель, только и умеющий что щелкать каблуками. Он тоже фантом воспоминаний Миньки, как и фарфоровые мама и бабушка. Дмитрию Кривощапову Минька доставляет много хлопот, сочувствуя своему персонажу, актеру постоянно приходится возвращаться во взрослое состояние, буквально горюя об очередном своем стыдном поступке. Персонаж Анны Ковалевой, кажется, лишен подобной рефлексии, она об этом не говорит, но иногда вторит брату - легким вздохом, сочувственным взглядом.
Не назидательность прельщает в спектакле, а точно уловленная грусть Зощенко. Воспоминание, которое легко прервать, закрыв сцену бархатным занавесом, в жизни настигает тебя в самый неподходящий момент, и тогда не спасет никакая кулиса. Режиссер работает с "категорией сожаления", когда можно отстраниться и увидеть собственный поступок со стороны, принять его и попытаться сказать другим, чтобы были умнее. Ностальгию как разновидность болезни невозможно вылечить, ее можно только переживать.
Надежда Стоева
"Петербургский театральный журнал