Нелли УВАРОВА: "Я там, где больше всего нужна"

Актриса РАМТа Нелли Уварова рассказала "Культуре" о театре как чуде, о своей роли в предвосхитившем эпидемию телесериале "Закрытый сезон" и о том, как основанный ею проект "Наивно? Очень", в котором трудятся художники с аутизмом, пережил самоизоляцию.

- Недавно вы снялись в сериале "Закрытый сезон", события которого разворачиваются во время эпидемии в курортном городе. Сериал был закончен незадолго до карантина и оказался пророческим.

- Да, я тоже об этом задумывалась. Когда у сценариста Алены Званцовой спрашивали: "Вы что-то предвидели, знали о том, что существует угроза вирусного заболевания?" - она говорила: "Нет, просто мне казалось, что это хороший драматургический ход. Нужно было создать такие конфликтные, острые обстоятельства, когда человек неожиданно проявляется". Ее драматургическая схема оказалась для нас всех реальностью. Все, что было в фильме, - жизнь в условиях карантина, маски и социальная дистанция, - потом происходило на моих глазах. Принято считать, что художники отражают реальность, но на самом деле они иногда ее придумывают, что-то предвидят. И наш фильм - не единственное подтверждение этому.

- Ваша героиня Ольга - врач. Какие качества она открывает в себе в экстремальной ситуации?

- Ольга - волк-одиночка. Она отчаянно борется с тяжелым диагнозом и максимально пытается помочь людям: разрабатывает и тестирует на добровольцах вакцину против определенной разновидности ракового заболевания. Это ее выбор - жить закрыто в стенах санатория, общаясь с людьми только из-за своих профессиональных обязанностей. У нее нет никакой личной жизни, и это тоже сознательный выбор. А в экстремальных условиях с ней происходят обратные процессы: она влюбляется, начинает полноценно жить, обретает себя настоящую.

- В условиях карантина всем было нелегко. Как его пережил ваш проект "Наивно? Очень" для художников с особенностями развития?

- Очень сложно. Незадолго до начала пандемии мы решили арендовать для мастерских более просторное помещение, где могли бы работать все наши ребята, и, возможно, открыть двери для новых желающих. Мы нашли помещение в феврале, в начале марта заключили договор, и в марте готовились к ремонту и переезду. Но грянул карантин. Мы не успели перевезти оборудование и запустить работу мастерских, и это очень сильно по нам ударило. Новое помещение гораздо больше, поэтому арендная плата увеличилась в 2-3 раза, нам сделали скидку, но, по сути, мы несколько месяцев оплачивали пустое пространство. В мае наступил момент отчаяния, но нас очень поддержали мои коллеги. Они разместили информацию о нашем проекте в Инстаграме, и это сработало: интернет-магазин продолжал работать, курьеры развозили заказы - и мы выстояли. То есть, несмотря на взлеты и падения, проект все десять лет остается самоокупаемым.

- Но как вам это удается?

В самом начале было принято решение, что "Наивно? Очень" будет не благотворительным, а социальным проектом, построенным как бизнес-модель. Мы сознательно пошли по этому пути, чтобы ребята понимали, что они могут зарабатывать сами, что их работы востребованы, и это не просто протянутая рука помощи. Большинство людей покупают на сайте и в магазине вещи с рисунками, даже не зная, что у их авторов есть некоторые особенности развития. Это очень важно для ребят.

Скажу так, в начале у нас работало шесть ребят с особенностями развития, теперь их семнадцать. Большинство из них окрылены тем, как сейчас живут. У них появилось осознание того, что они талантливы и незаменимы. У нас открылись текстильные, керамические, полиграфические мастерские. И магазинчик на территории Центра дизайна Artplay.

Первые ребята с особенностями развития, ради которых все затевалось, - выпускники 21-го технологического колледжа, где обучают творческим профессиям. В основном с керамического отделения. Душа нашего проекта – художник Татьяна Чемоданова, занимается с ними, помогает развиваться, учит доверять себе. И они рисуют не только графику, которая напечатана на футболках и свитшотах, а настоящие картины. И наша следующая задача - открыть в стенах Artplay мини-галерею наивного искусства, где эти картины будут выставлены. А в дальнейшем хотим сделать настоящую галерею наивного искусства. Нам есть куда расти, и мы развиваемся.

- Как бы вы определили свою роль в этом проекте?

- Наверное, я - идейный вдохновитель, человек, который придумал проект и вдохнул в него жизнь. Сейчас процессом руководят настоящие профессионалы, а я - тыл, который прикроет. Если возникнут финансовые проблемы - закрою все дыры, если кто-то начинает уставать, поддержу психологически и по-человечески. Я там, где больше всего нужна.

- Может быть, пора поставить спектакль с участниками проекта? В Москве уже показывали несколько постановок с участием людей с особенностями развития.

– Пока ребята учились в 21-м колледже, педагоги ставили с ними спектакли, некоторые артисты РАМТа выступали вместе с ними. Была идея сделать и что-то посерьезнее, но они в первую очередь художники, которые увлечены своим делом и уже выбрали свой путь. Поэтому в театре они на сегодняшний день - зрители.

- А вы сами какого зрителя считаете идеальным?

- Первое, что приходит в голову, идеальный зритель - это подготовленный зритель, который понимает, на какой спектакль пришел, знает его автора, режиссера и так далее. Но я тут же начинаю с собой спорить. Когда-то я была случайным зрителем студенческого спектакля "Чудесный сплав", просто пришла с улицы.

- А до этого вы никогда не были в театре?

- В начальных классах я смотрела спектакли Тбилисского ТЮЗа, у меня остались от них очень яркие воспоминания. Потом в Грузии шла война, а после переезда в Москву перед родителями стоял вопрос выживания в прямом смысле: поиск крыши над головой и хоть каких-то средств к существованию. Нам было не до театра. И вот я тот самый случайный зритель: женщина на улице дала мне билет на спектакль, и я пошла. И театр стал моей жизнью, моим любимым делом. Наверное, нет такой формулы - идеальный зритель. Можно быть хорошо подготовленным, но не самым лучшим зрителем, а можно быть как чистый лист, и с тобой на спектакле произойдет что-то невероятное. Потому что театр - это место, где происходят чудеса.

- Какие впечатления у вас вызвал спектакль "Чудесный сплав"?

Самая главная эмоция, которую я помню, - невероятное ощущение счастья. Я тогда, может быть, не могла четко сформулировать, почему, сидя в зале, я чувствую себя такой счастливой. Я даже не представляла себя рядом с актерами на сцене, но помню необъяснимое и неистребимое желание быть с ними. Я посмотрела "Чудесный сплав" 17 раз, ходила как на работу. Сначала покупала билеты, а потом уже так примелькалась, что, когда в очередной раз подошла к окошку администратора, он сказал: "А, студентка", - и протянул мне пригласительный. И я стала получать пригласительные как студентка и посмотрела все, что играли в учебном театре ГИТИСа в тот год. Мне было приятно, что меня принимали за свою.

- Какой-нибудь спектакль, который вы играли или играете в РАМТе, вызывает у вас такое же ощущение счастья?

- Конечно! Почти все спектакли вызывают ощущение счастья, если команда складывается и на сцене возникает живой диалог с партнерами, даже если мы играем драму. Самые яркие моменты счастья - это "Правила поведения в современном обществе", "Берег утопии" - десять часов абсолютного счастья, "Идиот", "Нюрнберг" - спектакль, который я очень люблю, "Лада, или Радость".

- Как соотносится с нашим временем спектакль "Нюрнберг", рассказывающий о судебном процессе над нацистами после окончания Великой Отечественной войны?

- Мне кажется, в "Нюрнберге" главная тема - нравственный выбор человека. Если ты живешь, закрыв глаза, безмолвно со всем соглашаясь, отказываешься сделать нравственный выбор и допускаешь, то, что противоестественно, это приводит к тяжелым и необратимым последствиям: приходу Гитлера к власти, войне и так далее. Судья Хейвуд в спектакле осуждает нацистских преступников, хотя ветер уже переменился: американцы, которые воевали с нацистами, теперь хотят с ними дружить. Но он единолично идет против оправдательного приговора. Это важная тема, сегодня она еще острее, чем в тот момент, когда выпускали "Нюрнберг". Столько сейчас громких судебных процессов, давления, постоянного ощущения, что тебя "ставят в строй". Спасибо Алексею Владимировичу Бородину, что он умеет задавать правильные вопросы себе и артистам: играя "Нюрнберг", невольно освежаешь свой взгляд на устройство мира.

- А какие вопросы ставит режиссер Марина Брусникина в спектаклях "Хурьма" и "Кот стыда", где вы играете обычных современных девушек?

- В спектакле "Хурьма" очень важные вопросы более узкого круга: устройство семьи, взаимоотношения между самыми близкими, любимыми и самыми ненавистными друг другу людьми - мамы и дочки, дочки и папы, мамы и папы. И попытка выстроить отношения с мужчиной в своей семье, опираясь на неудачный опыт родителей. А "Кот стыда", мне кажется, спектакль, который несет исцеляющее действие. В первую очередь для нас, артистов. Постигая логику поведения персонажей в период репетиций, мы погружались в воспоминания о своем детстве, говорили о своих болевых точках, что-то прорабатывали и отпускали. Одна из героинь спектакля говорит родным: "Если я не говорю, что вас люблю, - а она не может это сформулировать, сказать ни маме, ни бабушке, - это не значит, что я вас не люблю". Это простая мысль, но когда она внятно произносится, как ответ на больные темы, видно, как это отзывается в зрительном зале. В спектакле есть паузы, когда я смотрю в зал и вижу, что приходят мамы с дочками или несколько поколений семьи - бабушка, мама, дочь. И они плачут. Слезы льются, и происходит некий момент очищения и принятия друг друга. Хочется верить, что исцеляющий и заряжающий шлейф от нашего спектакля тянется еще какое-то время. А я после "Кота стыда" обязательно звоню маме: точно знаю, что, выходя из театра, я, Нелли, сейчас поговорю со своей мамой.

- С чем бы вы сравнили выход на сцену?

- На каждом спектакле по-разному. Один требует тщательной, долгой подготовки, ты думаешь о нем заранее, живешь им. А к какому-то, наоборот, не хочется готовиться, оттягиваешь до последнего мысль, что на сцену-то выйти придется.

Могу точно описать, что я чувствую, играя "Правила поведения в современном обществе". Это моноспектакль, и я его играла 16 лет, как выяснилось недавно (кому-то пришло в голову посчитать). И все 16 лет я выходила на сцену воевать, а в конце уходила, не могу сказать, что всегда с ощущением победы, но не побежденной. Эти спектакли были как тяжелая схватка и передышка до следующей схватки. Из-за того, что в "Правилах поведения" присутствует интерактив, зрители расставляют смысловые акценты и очень многое меняется по ходу, я регулярно испытывала одновременно чувство и страха, и восторга. В прошлом сезоне я не играла "Правила поведения" (возможно, мы к нему вернемся в этом), и не сразу, но в какой-то момент поняла, что мне остро чего-то не хватает. Не сразу связала это с тем, что не играю "Правила", но потом поняла, что у меня накопилось очень много адреналина, а его выброс не происходит. То есть раньше я не прыгала с парашютом только потому, что играла "Правила поведения". А когда перестала, пришлось срочно что-то придумывать. С парашютом, правда, не прыгала, летала на параплане.

- Как вам удается совмещать работу в театре, кино и воспитание двух детей?

- Я бы сказала, что каждый день - это сплошная импровизация и компромиссы. Например, в период выпуска спектакля, особенно в последние десять дней, идет тотальное погружение, я прихожу домой очень поздно, и дети засыпают без меня. Когда спектакль выпущен, я эмоционально возвращаюсь и пытаюсь восполнить свое отсутствие и недоданную нежность, задвигая все остальное. У нас с мужем (актер РАМТа Александр Гришин. - "Культура") по-разному складывается расписание, нет возможности что-то планировать заранее и выстраивать жизнь детей так, чтобы они точно знали, как я в детстве, когда родители будут дома. С первым ребенком у нас было железное правило: понедельник - святой день. В театре это был выходной, мы в этот день не назначали съемок и проводили его с ребенком. А потом в РАМТе выходные стали плавающими, и стало невозможно что-то заранее планировать. Но дочь и сын не знают другой жизни, принимают наши графики работы такими, как есть, и сегодня узнают завтрашнее расписание наших счастливых часов. Но мы импровизируем и дарим детям ощущение, что они нужны и обожаемы! И все равно стараемся, чтобы у них была какая-то точка покоя в этой нестабильной жизни.