Максим Керин. Театральный реверанс
Первое мое знакомство с творчеством Максима КЕРИНА приходится на март 2014 года, когда я увидела в театре РАМТ спектакль "Цветы для Элджернона", где он исполняет главную роль. Сюжет известной книги Дэниеля Киза не может оставить равнодушным, пожалуй, никого: стоит только начать читать, чтобы полностью погрузиться в абсолютно иной мир, чтобы начать смотреть на привычные до этого вещи с другой стороны, непредсказуемой и открывающей новые горизонты. Эта книга раскрывает историю психически нездорового человека, как мы привыкли называть людей, воспринимающих мир не так, как мы, по-другому, по-своему. "Люди, которым не место в социальном мире, их нужно держать под контролем, в специально отведенных местах". Такое отношение и мнение укоренилось в сознании "нормальных" людей, и не подлежит среди них оспариванию или отрицанию. Но стоит лишь прикоснуться к миру тех, других, как возникает множество вопросов.
- Максим, ожидали ли вы, что спектакль "Цветы для Элджернона" станет настолько успешным? И в чем, по-вашему, главный секрет этого успеха?
- Конечно, когда мы ставили спектакль, мы надеялись что зритель его примет. Во-первых, сам роман Киза - потрясающая литература, и сама история, но более важным для нас было попасть в сознание, в сердце. Сделать так, чтобы спектакль что-то менял в человеке, очищал его, отвечал на волнующие его вопросы. И спектакль вызвал отклик зрителей, каждый видит себя в Чарли и сопереживает ему. Вообще мне кажется, что сопереживание - это одна из задач театра, в последнее время в нашем сердце это редкость. И когда после спектакля зрители пишут, что спектакль переворачивает, что-то меняет в них - это большая радость.
- То есть для вас успех - это получить подобный отзыв от зрителя?
- Конечно, такая реакция говорит об очень многом. Еще была одна история: ко мне после спектакля подходит женщина, оказывается, она работает с детьми, подобными Чарли. И каждый раз когда она приходит "на работу", ее посещает чувство вины, будто она чем-то обязана этим детям, будто она виновна в той несправедливости, которая образовалась между ними и социальным миром. Прекрасно понимая умом, что они такие же как мы. И после спектакля что-то переключилось, из головы опустилось в сердце, это чувство вины больше не возникало. Она стала относиться к ним как к равным. И когда случаются такие перевороты в сознании человека, пусть нескольких или даже одного в зале, это победа.
- Вы говорили, что многие зрители спектакля "Цветы для Элджернона" не знакомы были с содержанием книги. Насколько такая категория людей способна правильно воспринять и понять сюжет спектакля?
- Для зрителя незнание книги не должно стать преградой для посещения спектакля. Здесь важно, смогла ли постановка зацепить, тронуть, проникнуть, или нет. Можно не знать все детали сюжета, но после просмотра спектакля открыть для себя столько нового и глубокого, что это не всегда может сравниться с ощущениями после прочтения книги.
- Помимо театра, вы также снимались и в кино. В частности, в сериалах "Выжить после" и "Екатерина". Как вы объясняете главную идею первого сериала? Как вам удалось получить роль в нем?
- На съемках сериала "Выжить после" я познакомился с прекрасным режиссером Душаном Глигоровым и замечательным оператором Батыром Моргачевым. Эти люди очень преданны своему делу, находятся в постоянном поиске, с требованиями, в первую очередь, к себе. Если, как правило, складывается впечатление, что сериалы снимают "как получится", то Батыр и Глигоров доказывают обратное. Главная идея сериала - показать, как человек будет существовать в условиях апокалипсиса, что с ним произойдет, какова его настоящая сущность.
- В сериале "Екатерина" вы играете роль Брекдорфа, который практически был правой рукой Петра III. Какие у вас впечатления от перевоплощения в этого героя?
- Я стал искать информацию об этом персонаже, но нигде ничего не находил. В мемуарах Екатерины, про Брокдорфа несколько строк. Она описывала моего героя не в самом лучшем свете: пьяница, интриган, пагубно влияющий на Петра… Я задумался - что же Брокдорф такого сделал Екатерине, что она удалила его из истории, а в редких упоминаниях о нем акцентирует внимание только на негативных чертах? Чем больше я читал, тем больше убеждался, что Брокдорф имел очень большое влияние на Петра, практически управлял им. Он также поддерживал позицию Петра соединиться с Пруссией, породниться с королем Фридрихом. И у меня возник образ некого "серого кардинала".
- Не считаете ли вы, что в сериале стояла задача показать Екатерину II с идеальной стороны, что не соответствует историческим фактам?
- Нет, задача была показать историю человеческих отношений, продемонстрировать путь Екатерины к власти, без пафоса и преувеличения, приоткрыть кулисы императорской жизни. Екатерина, действительно, обладала огромной силой влияния и мудростью. Ее еще при жизни называли Великой. Наш сериал не документальный фильм, это художественное произведение. И он демонстрирует процесс становления Великой Русской императрицы.
- Какие самые характерные отличия между игрой в театре и игрой в кино?
- Огромная разница. У Аль Пачино есть хорошая фраза: "Театр - это канат, по которому ты идешь и можешь в любой момент упасть и разбиться. А кино - это канат, который лежит на полу". И это очень точно. В этом и заключается уникальность театрального искусства. Все происходит на глазах у зрителей, все рождается из необъяснимых вещей перед ними, и каждый раз это что-то новое и неповторимое.
- Что для вас ближе: театр или кино?
- Театр.
- После премьеры спектакля "Цветы для Элджернона" вас пригласили на передачу "Наблюдатель", в рамках которой также обсуждался спектакль Московского армянского театра. И актриса этого театра Лира Айларова сказала, что приехав из Черкесска, откуда она родом, в Москву, она столкнулась с проблемой, что без связей получить роль в престижном известном столичном театре невозможно. Насколько вы согласны с такой позицией, сталкивались ли с этой проблемой при трудоустройстве в РАМТ?
- Меня эта чаша миновала. Ни при поступлении в Щепкинское училище, ни когда меня принимали в РАМТ. Я с первого курса мечтал служить в этом театре.
- Что в РАМТе вы нашли такого, чего нет в других театрах Москвы?
- РАМТ это в первую очередь живой театр, который находится в постоянном поиске и стремлении к новым вершинам. И это, безусловно, заслуга Алексея Владимировича Бородина. РАМТ - Дон Кихот, который борется, борется несмотря ни на что. Который не боится поставить что-то неординарное, непростое, нелегкое для восприятия, заставляющее думать и менять. Не боится поставить ни "Берег утопии", ни "Нюрнберг". Театр думающих и неравнодушных. Пока РАМТ собирает залы, люди еще будут требовать здоровой духовной пищи.
- Какие театры в Москве вы бы еще выделили, помимо РАМТа?
- Театр "Мастерская П.Фоменко", Вахтанговский. Очень честные театры.
- Под "честностью" вы имеете в виду ответственный подход актеров к своим ролям?
- Не только. Это также ответственный подход к зрителю, к материалу, отсутствие халтуры, псевдо, когда нет "придумки ради придумки с целью удивить". Сегодня мы наблюдаем период разрушения всех канонов, и театра в частности. Разрушили глубинные смыслы, перешли к желанию поразить и удивить. Но ведь цель театра далеко не в этом. Раньше существовал уровень вкуса, понимание, что в театре нет спектаклей ниже определенной планки. Их просто не ставят. Было понимание качества, нельзя было прогадать с выбором. А сегодня идешь в театр, на выставку, в музей - и нет уверенности, что потраченное время будет оправдано. Все стремятся к авангарду, а это очень легко в условиях полного разрушения традиций.
- Вы хотите сказать, что сейчас больший акцент ставят на зрелищность, чем на смысл?
- Просто все чаще мы встречаем театр как место светских событий, проведения досуга. Но театр ставит перед собой другие задачи. Это священное место, где происходит поиск ответов на самые сложные вопросы, это место, которое заставляет задуматься, выдохнуть, быть собой, которое цепляет за душу и нередко заставляет плакать. Слезы как результат того, что человек что-то осознал, что-то понял, заметил то, что так долго оставалось от него в тени. И в этом заслуга театра. Научиться сопереживать. Выходишь после театра и смотришь на людей, которые сидели с тобой в одном зале. Они становятся роднее и ближе: вы смеялись над одними шутками, в Вас "попали" одинаковые моменты в спектакле. А это приводит к пониманию, что мы братья и сестры. Хочется верить, что наша культура сейчас развивается по принципу колодца: мы летим вниз, но как только ударимся о дно, поймем, где мы, и начнем карабкаться наверх. И обязательно выкарабкаемся. Если нам дают некачественный, испорченный продукт - нас тошнит, это нормальная реакция нашего организма. Когда нам дают некачественную духовную пищу - физически организм никак не реагирует, но духовно мы разрушаемся. Нас это разрушает изнутри. И это ужасно. Обилие перформансов, которые сейчас активно предлагают в России, призваны удивить, но не затронуть, увлечь, но не оставить после себя следа в нашей душе. Театр должен то, что мы понимаем умом, направить в наше сердце.
- Какой должна быть роль, чтобы вы отказались ее играть?
- Роль, которая несет в себе разрушение. Роль, которую не смогу оправдать. От этого зависит, куда актер ведет зрителя. Если я чувствую, что веду зрителя правильно - тогда я с чистой совестью могу играть эту роль, а если нет - тогда и не нужно за эту роль браться. Театр призван на созидание, а не разрушение. Есть светлая сторона и темная: либо я веду к свету через добро, либо через темную сторону, но все равно к свету. В противном случае - это кривляние, обман, лицедейство.
- Еще один довольно популярный спектакль с вашим участием - "Людоедик". Он позиционируется в РАМТе как "детский", хотя его смысловая нагрузка вряд ли направлена на детей…
- Я не люблю разделять спектакли на "детские" и "недетские". Не считаю это правильным. Вот возьмем, к примеру, всем известную сказку "Курочка Ряба". По идее, это детское произведение: жила-была курица, которая несла яйца. И у бабушки с дедушкой был обычный алгоритм: они разбивали яйца и жарили яичницу. Но однажды курица снесла золотое яйцо, и алгоритм был сбит. Бабушка с дедушкой в недоумении, они хотели яичницу по старой схеме, а тут… в общем расстроились. Но тут пробегает мышка, и сбивает хвостом это золотое яйцо… Наши герои снова недовольны. Золотое яйцо - это был шанс, но, когда он оказался у них в руках, они захотели яичницу. Но после такого анализа повернется ли язык назвать сказку "Курочка Ряба" детской?
- Думаю, дети понимают эту историю намного более поверхностно.
- А я вам скажу совсем противоположное. Почему-то взрослые считают, что знают намного больше своих детей, и что со своими малышами нельзя говорить на равных. А я уверен, что это заблуждение. Возьмем, к примеру, тот же спектакль "Людоедик", в результате родители говорят об ужасе, который вызывает сюжет, а дети - о внутреннем звере, который живет внутри главного героя. Смог ли он его победить? Родители занимают позицию мамы в спектакле, а дети - Людоедика. И возникает диалог между родителями и детьми, они обсуждают это на одном уровне, это может привести и к спору, но в итоге находится понимание, возникает соприкосновение двух мнений, которые сходятся в одно. "Людоедика" мы очень правильно определили как притчу, которая поднимает вопрос о том, может ли человек победить в себе темное, звериное. Я для себя определил, что человек, победивший в себе зверя до конца - это святой человек, который знает о существовании зла, но не впускает его в свое сердце.
- Почему для этого спектакля был выбран именно малый зал? В большом не получилось бы достичь желаемого восприятия сюжета зрителями?
- Да, именно. Это камерная история, очень личная, интимная, которая требует большего погружения каждого зрителя, большего внимания и большей близости к актерам. Есть спектакли, которые требуют разговора тет-а-тет, глаза в глаза, и "Людоедик" именно такой.
- Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать хороший актер?
- Как любой человек - хорошими мозгами и совестью. Он должен быть трудолюбивым, с характером, силой воли. Ведь каким бы талантом актер не обладал, 99% его успеха - труд. За любой ролью стоит огромная работа, которая требует усилий и терпения, требует полного погружения.
- Что помогает вам настроиться на роль?
- Тишина.
- Вы себя видите еще в какой-то сфере, помимо театральной?
- Скорее, помимо актерской. Нет, не вижу.
- Что бы вы хотели добавить в завершении нашего разговора?
- Театр во все времена был храмом. И хочется эту планку вернуть, а сделать это можно, если вернуть в театр совесть, вкус, Бога. Как у Федора Михайловича: "Если Бог есть, тогда не все дозволено". Тогда возникнет высота, тогда появится право говорить.
Виктория Степанец
Культурный тренд