Алексей БОРОДИН: "Сохранить себя и быть конформным - не получится"
- Перед "Нюрнбергом" я искал комедию. Не потому, что до этого была трагедия. А потому что казалось: нужно восстание против уныния. Когда все благополучно, мы должны чувствовать неблагополучие. И наоборот. Это задача театра. И очень важно, как Стравинский говорил, "торжество правил над произволом".
Но появился "Нюрнберг" и все опрокинул. Вдруг понимаешь, что сам себя обманываешь, что "хочу комедию!" - это побег, уход.
"Нюрнберг" - это процесс после процесса, жизнь после смерти. Чистилище, которое люди проходят, но не угрюмое, обманчиво-веселое.
Готовясь к репетициям, я смотрел много хроники. Вот знаменитый архитектор, у которого с приходом Гитлера осуществляются все его профессиональные мечты, вот сам Гитлер с палкой, бодрый, энергичный. И вдруг вспомнил советскую хронику, когда в Москве построили метро: Сталин, Каганович, им лет, наверное, по сорок, Колонный зал, полный комсомольцев-строителей, президиума нет, все сидят просто вокруг столика, счастливые: "Мы смогли, мы построили!"
…На такой радости строительства, на этом раже подъема началась катастрофа и у нас, и у немцев. Этот мостик между нами позволяет отнестись к происходящему в спектакле и как к драме, и как к фарсу, гротеску. Недаром и то и другое сопровождает с одной стороны "Фиделио", а с другой - кабаре.
После войны нюрнбергцы быстро решили, что будет идти опера "Фиделио", "наш Бетховен", дирижера великого пригласили… Мне кажется важным этот момент в спектакле, когда все поют из "Фиделио", разучили на много голосов. Жизнь идет: "Мы, испытавшие все это, способны на очищение и на новый виток". А оттеняет все кабаре, грубый жанр, в котором возможно все, в том числе правда.
Меня трогают судьбы этих людей, умников, интеллектуалов, оказавшихся на одной скамейке с Гитлером, - с одной стороны. А с другой - те, кто был посажен, через очень короткое время вышли, стали почетными пенсионерами. "Все это в прошлом. Мы были вынуждены…" Все забыто. И вот мы уже говорим: "Бог простит". Но это же Бог простит, а не мы друг друга! И не ты сам себя!
Есть и другое, для меня самое главное: американцы, посетив лагеря смерти, быстро стали искать союзников в убийцах. Советский Союз, вычислили они, большее зло, чем нацисты, тем более что мы уже их победили. И возникает это обволакивающее - "ситуация изменилась, ребята", "мы должны теперь с этим считаться". Эта тема невероятно современна.
…Происходит много неправды. Жизнь часто так устраивает, что нужно к ней приспосабливаться: себя менять, улыбаться, когда не надо улыбаться, "делать лицо", когда не надо "делать лицо". Наш спектакль про то, что сохранить себя и быть конформным - не получится. Когда сейчас с экранов говорят слово "патриотизм", я знаю, что это другой "патриотизм". Я хорошо понимаю, что такое мой патриотизм, из чего он сложен. Слова одни, а понятия противоположные.
Марина Токарева
"Новая газета"