Бег на длинную дистанцию

Алексею Владимировичу Бородину - 80! 40 лет из этих восьмидесяти он возглавляет Российский академический Молодежный театр, умудряясь, ему одному известным способом находить общий язык с такой строптивой, категоричной и непредсказуемой аудиторией.

"Из вчера в завтра"

Впервые он переступил порог театра в пять лет. Бородины тогда жили в Шанхае. Однажды туда на гастроли приехала какая-то русская балетная труппа, в которой танцевала подруга его матери. И мама взяла Алешу на "Лебединое озеро". После спектакля они пошли за кулисы. Полумрак. Пыль. Декорации, которые вблизи выглядят совсем не волшебно. В тесных и душных гримерках царит неистребимый запах грима и изнуренных тяжким трудом человеческих тел. Кто-то выталкивает его за дверь с криком: "Мальчик, выйди, мы переодеваемся!" Алексей Владимирович до сих пор удивляется - от спектакля у него в памяти ничего не осталось, а эта картина до сих пор стоит перед глазами. Театр с изнаночной стороны. Всамделишный, а не такой, каким видят его зрители. Этот непридуманный театр и заворожил его тогда. Наверное, потому он и стал, в конце концов, режиссером, а не артистом, как собирался.

После переезда в СССР и окончания школы Алеша Бородин отправился поступать на актерский. Везде, где было возможно, даже не зная, кто набирает тот или иной курс. Репертуар у настырного абитуриента был весьма разнообразный: "Ворона и лисица", "Мороз и солнце, день чудесный...", отрывок из романа "Как закалялась сталь" и монолог Незнамова о матерях, бросающих своих детей. Но его не приняли. Ни с первого, ни со второго раза. На третий год он решил попытаться стать театроведом, толком не понимая, что это за профессия, и, к собственному изумлению, поступил. Проучившись два курса, студент Бородин снова вздумал испытать себя в амплуа абитуриента. Нет, не актерского факультета: раз не принимают, значит, нет данных, а на нет и суда нет - трезво рассудил он, и махнул на режиссерский, но... провалился. На следующий год, когда за плечами были уже три курса театроведческого факультета и впереди маячил диплом, неугомонный юноша снова попытался добиться внимания неприступной Режиссуры. И она, не устояв перед его упорством, наконец-то ответила взаимностью.

Наставником Бородина стал Юрий Александрович Завадский. "В русском театре все удивительно взаимосвязано, - считает Алексей Владимирович. - Завадский был учеником Вахтангова, тот - учеником Станиславского, и все они были абсолютно разными режиссерами. Вот какой парадокс: из Станиславского вышли и Вахтангов, и Мейерхольд, и Михаил Чехов - все разветвления древа русской режиссуры имеют единую почву, которая была способна порождать индивидуальности, совершенно не похожие на учителя".

Алексей Владимирович тоже не похож на своего учителя, но и его корни уходят в ту благодатную почву. И принцип, провозглашенный некогда Вахтанговым, - "из вчера в завтра" - для него не просто красивая фраза.

В 1980-м Алексея Бородина назначили руководить Центральным детским театром, в студию которого его в свое время не взяли актером. Ох, не ошиблась тогда Кнебель! Он пришел в театр, сами стены которого - воплощенная в камне история. Этот роскошный особняк был построен после московского пожара для генерала К.М. Полторацкого, и по преданию здесь бывала его племянница - Анна Петровна Керн. Впоследствии дом достался купцу Бронникову, который сдавал первый этаж "Артистическому кружку", созданному по инициативе Александра Николаевича Островского. В 20-е годы здесь работал знаменитый МХАТ 2-ой. Эти стены помнят и Наталью Ильиничну Сац, и Марию Осиповну Кнебель, и Анатолия Васильевича Эфроса, и Олега Николаевича Ефремова, и Георгия Александровича Товстоногова... Бородин уверен, что вся эта потрясающая энергетика никуда из этих стен не делась.

Одним из первых спектаклей, поставленных молодым главрежем в тогдашнем ЦДТ, были "Отверженные", произведение, горячо любимое им с детства. В скором времени в театр начали звонить растроганные родители, преисполненные благодарности за то, что их отпрыски теперь в очередь в школьных библиотеках записываются, чтобы прочесть великий роман. Был ли удивлен этим обстоятельством Алексей Владимирович? Вряд ли. Он всегда верил в возможности театра. Без этой веры, какой бы наивной и романтической она ни казалась, театром, по его мнению, заниматься бессмысленно.

"Сделайте над собою усилие"

Когда Бородину доверили Кировский ТЮЗ, ему было чуть за тридцать. Закалка, полученная в том театре, осталась с ним на всю жизнь. Главный режиссер театра ставил декорации, если монтировщики не выходили на работу, вел свет вместо ушедшего в запой осветителя. Должен ли режиссер уметь все? На подобные вопросы Алексей Владимирович всегда отвечает с улыбкой: "Уметь все - не получится. Стол он не сколотит, музыку не напишет и костюмы не сошьет. Но заразить своей идеей всех - от актеров и композиторов до тех, кто сколачивает мебель и шьет костюмы - он должен. Иначе ничего не выйдет".

Заразить своей идеей других - непросто. Но еще сложнее создать в самом себе тот настрой, который чреват явлением свежей идеи. В начале 90-х он поставил в РАМТе "Беренику" Расина. На Театральной площади тогда шумел рынок, где торговали всем, чем только можно. Приезжавшие в театр иностранцы радовались - ничего страшного, страна должна через это пройти, это необходимо, чтобы избавиться от вашего прошлого. Но у Алексея Владимировича к этой вакханалии было свое отношение. Выбор пьесы может показаться парадоксальным только тому, кто не знает Бородина: "Театр должен уметь противостоять времени. Для нас было очень важным понятие ответственности в разгар общего разгула. Если на улице анархия - у меня на сцене будет классицизм".

Нет, он вовсе не супермен из "кремня и стали". Отчаяние знакомо ему, как любому из нас. И искушение уйти из профессии его посещало. "В 92-м, когда все летело в тартарары, - вспоминал Алексей Владимирович, - я мерил шагами свой кабинет, собираясь уйти из театра. "Отговорил" меня старый паркет - вдруг стало его жалко. А потом я уехал ставить "Отцы и дети" в Рейкьявик. Работа спасла. Надо было только сделать над собой усилие. Одна из героинь романа "Домби и сын" все время повторяет своему брату: "Сделайте над собою усилие!" Когда чувствую, что опускаются руки - сам себе эту фразу повторяю. Управлять собой - назначение театральной педагогики. Научить человека управлять своим дарованием. Очень нужное для жизни качество, независимо от того, имеешь ты отношение к искусству или нет. Даже снег с крыши можно сбрасывать талантливо, а можно - кое-как".

А если бьешься-бьешься, а талантливо не получается? А если кажется, что на тебя весь мир ополчился? Тогда как? Что делать-то? Думаете, Алексея Владимировича можно смутить подобными вопросами? Как бы не так. Однажды во время интервью он поведал автору этих строк историю, которую, в свою очередь, услышал от замечательного режиссера Бориса Голубовского. Во время одного из затяжных приступов депрессии Ольга Берггольц спросила, почему у него на лице никогда не возникает ощущения радости. Голубовский взялся ей объяснять, что случилось, но Ольга Федоровна довольно решительно оборвала его: "Не в этом дело. Ты всегда от жизни ждешь только хорошего, и потому, когда все хорошо, воспринимаешь это как должное, а когда плохо - расстраиваешься. А я от жизни ничего хорошего не жду, и когда происходит что-то плохое, я думаю - так и надо. Зато, когда случается что-то хорошее, я так радуюсь!" Согласитесь, она имела право так сказать - завершил рассказ Алексей Владимирович и...  продолжил уже от себя: "Когда все против тебя - это нормально. Жизнь и состоит из бурь и ураганов и, главное - она конечна. Мы это знаем, но живем же! Вроде бы глупо: рано или поздно все закончится, и мало что после нас останется, а то, что останется - скорее всего, ненадолго. Однако же мы живем! Если принимать жизнь такой, какая она есть, можно выдерживать любые нагрузки, преодолевать любые препятствия. Надо только помнить, что препятствия могут возникнуть в любой момент".

Берега утопий

Расспрашивать режиссера о любимых спектаклях бессмысленно - нынешние театральные блогеры об этом, увы, даже не подозревают: для него все они как родные дети. Но есть постановки этапные. Для Бородина такими стал "Ревизор" 1978 года, когда он впервые отнесся к Гоголю, не как к забронзовевшему классику, а как к современнику, с которым можно вступить в диалог. В 1985-м таким рубежом стала пьеса его друга Юрия Щекочихина "Ловушка № 46, рост второй". В 2012-м это была "Участь Электры" Юджина О' Нила. Но самой знаковой вершиной в его творчестве можно смело назвать трилогию Тома Стоппарда "Берег утопии"...

Нужно иметь немалое мужество, чтобы отправить 700 человек в путешествие во времени на целый день. Правда, сначала в это странствие отправились его артисты. По словам Алексея Владимировича, пока шли репетиции, театр был похож на филиал университетской библиотеки - во всех углах и закутках либо читали и перечитывали написанное героями, которых актерам предстояло сыграть, либо азартно и яростно спорили о написанном.

Когда-то "Былое и думы" входили в школьную программу, сейчас о существовании этой мемуарной хроники Герцена большинство зрителей узнает только на спектакле. Но для них, в отличие от школьников былых времен, эта книга - не хрестоматийные увесистые тома, в которых никто ничего не понимает, и даже не пытается понять, а увлекательная хроника живой жизни. И герои ее - они же герои спектакля - живые, страдающие, искренне заблуждающиеся и отчаянно любящие люди, которым невозможно не сочувствовать. Бакунин становится для них Мишей, Герцен - Сашей, Белинский - Висяшей. А потом они приходят домой, скачивают в сети "Былое и думы" и прочитывают от корки до корки на одном дыхании.

Парадокс "Берега утопии" - история краха высоких идеалов и благородных мечтаний вызывает в душе не уныние и разочарование, а желание сделать хоть что-нибудь - нет, не для того, чтобы исправить и осчастливить весь мир, а чтобы тот маленький кусочек мира, к которому причастен ты сам, стал немного чище и светлее. Сам Бородин обозначил главную тему постановки как "свободный человек в несвободных обстоятельствах" и попытался привести зрителя к очень важной мысли: обстоятельства не бывают благоприятными. Никогда. В финале Герцен, все надежды и мечты которого к этому моменту уже разрушены, говорит: человек так создан, что должен двигаться дальше, несмотря ни на что. Вот суть режиссерского послания, спрятанного на берегу места, которого нет.


Город мастеров

Не такой уж большой по масштабам РАМТ (расширяться ему физически, к сожалению, просто некуда) напоминает средневековый город, в каждом закоулке которого кипит жизнь. Бородин пускает в свои владения молодых коллег и предоставляет им полную свободу действий - они репетируют везде, где возможно, от закутков под лестницами до крошечного внутреннего дворика театра. И результаты их трудов видят зрители, поскольку рамтовцы научились сооружать площадки в самых неожиданных местах. К примеру, Белую комнату они оборудовали на антресолях над зрительским гардеробом: ободрали штукатурку до кирпичей, выкрасили их в белый цвет, провели свет и звук, и возникло удивительное место.

"Театром надо заниматься с утра до вечера, и только вместе, - считает Алексей Владимирович. - Только тогда возникает это дивное чувство движения вместе с большой компанией. Если не дать молодым режиссерам почувствовать, что они настоящие мужики - взвалили на свои плечи ответственность и тащите! - они никогда не станут профессионалами. Нельзя научиться плавать на берегу. Строительство театра - это бег на длинную дистанцию. И в одиночку такую дистанцию одолеть очень трудно, можно до финиша и не добежать. И что тогда?"

Ответ на этот вопрос Алексей Владимирович нашел, когда рискнул разделить полномочия и, сохранив за собой художественное руководство, пригласил в главные режиссеры Егора Перегудова. В театре, в отличие от спорта, передача эстафеты не есть процесс одномоментный и далеко не всегда его можно уложить в рамки полной преемственности. РАМТ меняется, и Бородина это не пугает: "Иногда лучше, когда старое заканчивается и начинается что-то новое. Был потрясающий театр Товстоногова. После ухода из жизни Георгия Александровича этот театр пробовали "продлить", но из этого ничего не вышло. Андрей Могучий делает совершенно противоположное дело, нынешний БДТ - другой театр, но он живет и дышит. Это - главное!"

Возраст творчеству не помеха. Алексей Владимирович продолжает репетировать и ставить спектакли. Профессию режиссера он сравнивает с плодовым деревом: "Каждый год оно цветет. Дерево прежнее, а плоды каждый год новые. Потом из цветов появляются плоды, но что с ними сделают после того, как они созреют, от дерева никак не зависит. Его задача на следующий год дать новые".

*****

Последняя страница книги Бородина "На берегах утопий. Разговоры о театре" начинается следующим абзацем:

"Почему у нас общество разлетается во все стороны? Потому, что у нас все упрямо отстаивают свои принципы. Это ни к чему не приводит. Возможно, как только мы поймем, что в жизни должно быть многоголосие, как только начнем друг друга слышать (не обязательно со всем соглашаясь), мы приблизимся к свободе. Мне кажется, театр - это как раз то место, где люди собираются вместе и могут вступить в диалог".

Значит, пока существует театр, для нас существует и надежда стать свободными...

Виктория Пешкова
"Страстной бульвар, 10"